Социальные функции комического
В целом можно отметить, что изучение юмора в социологии отличается большим количеством различных подходов, теорий и методик исследования, что можно объяснить многообразием проявлений юмора в различных обществах и социальных группах.
Одним из первых, кто акцентировал внимание на социальных функциях юмора, был А. Бергсон [Бергсон А., 1993]. Автор сосредотачивает свое внимание на общественной значимости юмора и смеха: «смех не относится к области чистой эстетики, поскольку он преследует полезную цель общего совершенствования». Смех и юмор Бергсон рассматривает в наиболее широком и социальном аспектах. Согласно его воззрениям они могут быть поняты только в рамках самого общества: «Чтобы понять смех, его необходимо перенести в его естественную среду, каковой является общество; в особенности же необходимо установить полезную функцию смеха, каковая является функцией общественной. Смех должен отвечать известным требованиям совместной жизни людей. Смех должен иметь общественное значение». Для нашего исследования важно подчеркнуть описываемый автором групповой характер смеха. Смех, по Бергсону, - «почти заговор» с другими смеющимися лицами, действительными или мнимыми. Ведь многие комические вещи совершенно непонятны одним людям и близки другим, поскольку тесно связаны с нравами и представлениями данного общества. Бергсон доказывает принадлежность смеха обществу и зависимость его от общества. Кроме того, он определяет и главную функцию смеха - исправление общества.
В качестве примера исследований общественного функционирования юмора и смеха можно выделить многочисленные работы, посвященные изучению неофициального политического юмора и анекдотов, функционировавших в бывшем Советском Союзе и в других социалистических странах Восточной Европы [Ахиезер А., 1991; Benton G., 1988; Brunvand J., 1973; Draitser E., 1998; Dundes A., 1987; Larsen E., 1980 и др].
Все исследователи обращают внимание на особый характер существования неофициального юмора в тоталитарном государстве. В высокоидеологизированном обществе существует запрет на любые формы юмора, представляющие государственный строй и жизнь государства в смешном и «низком» виде. В то же время давление идеологии и установок социальной реальности на общество настолько велико, что оно требует выхода, выплеска энергии. Такое положение обуславливает появление и длительное существование так называемого политического анекдота. Советский политический юмор, как, впрочем, и политический юмор во всем мире, представляет собой, по мнению исследователей, тотальный протест против официальной идеологии.
В работе А. Ахиезера [Ахиезер А., 1991] смех выступает как антитеза серьезности, важнейшим орудием которой является государственная идеология. Смех снижает сложившуюся ценность, престижность того или иного явления, помогая человеку подняться над собственной ограниченностью. В отличие от смеха серьезность требует от человека некоторой заданное™, конформизма, т.е. некоторой навязываемой и одновременно дисциплинирующей его логики. Смех и серьезность - две стороны культуры, существуют, лишь переходя друг в друга.
В России смех и серьезность оказались расколотыми, разделенными по разным сферам. В расколотом обществе государственность страшится смеха, так как постоянно видит в нем потенциальную разрушительную силу. По мнению автора, борьба в России между государственной серьезностью и смеховой культурой никогда не утихала, принимая подчас ожесточенные формы. При Сталине древняя борьба со скоморохами превратилась в ожесточенный террор против любого слова, которое могло быть истолковано как противоречащее абсолютной серьезности государства. Смех в расколотом обществе отступает перед серьезностью, признавая ее право на господство, на власть, на высший авторитет.
А. Ахиезер замечает, что борьба государственной серьезности и народного смеха всегда была неравной. Смех беззащитен под ударами топора серьезности. Однако смех неистребим, он везде и всюду, и топор слишком груб и неповоротлив, чтобы успеть везде. Между тем смех постоянно подтачивает основы серьезности, рано или поздно уничтожает ее господствующую форму, заставляя смеяться всех, включая палачей и бюрократов, открывая тем самым, что они тоже люди, личности в каждой из которых смех и серьезность постоянно решают свой спор. Серьезность в расколотом обществе в конечном итоге идет на поклон смеху, открывая себе свое банкротство.
Обращаясь к сегодняшнему дню, стоит дополнить мысль А. Ахиезера рассуждениями С. Аверинцева [Аверинцев С, 2000]: «Если диалектическую предпосылку юмора и комического составляет неуступчивая серьезность, то, напротив, столь типичная для нынешнего времени вездесущая и не привлекающая к себе внимания фривольность означает конец юмора». G.Benton [Benton G., 1988] показал, что советские шутки, вместе со своими аналогами, распространенными в социалистических странах Восточной Европы (Польше, Чехословакии), превратились в поговорки для граждан, сопротивляющихся сверх бюрократизированным и сверх стандартизированным взглядам, насаждаемым и официально поддерживаемым режимами. Как стержневые элементы в современной народной культуре таких обществ, анекдоты поддерживают сопротивление негуманистическому давлению. Политические анекдоты, как утверждает Benton, стали «могущественным проводником настроения народа в обществах, где это настроение не имеет официально утвержденных способов выражения». Функция «контроля смехом», с точки зрения автора, в данном случае обнаруживается в том, что шутка моментально освобождает жизнь миллионов от напряженности и фрустрации и, тем самым, поддерживает стабильность общества, в то время как даже хорошо организованная политическая оппозиция может обещать миллионам только долговременное, постепенное движение к освобождению. G.Benton, анализируя советские анекдоты и анекдоты стран соц. лагеря, видит функцию смеха в освобождении от напряжения и фрустрации, царившей в строго идеологизированном обществе. Таким образом, смех представляет собой оружие сопротивления излишнему контролю.
С другой стороны, тоталитарная система эффективно использовала свойство смеха высвобождать социальное напряжение. В качестве примера можно привести всей страной любимые комедии, первомайские демонстрации, некоторые анекдоты, по слухам созданные в специальном комитете на Лубянке.
Исследователи советского политического юмора исходят из двух допущений: во-первых, неофициальный юмор выражает мнение той социальной группы, которая их рассказывает и, во-вторых, поскольку политические шутки и анекдоты рассказывает практически все общество, следовательно, большинство населения разделяет точку зрения, выраженную в антисоветских анекдотах. Эта логика приводит исследователей к выводу о том, что практически всему населению Советского Союза приписывается пассивное диссидентство, а также антисемитизм [Draitser Е., 1994].
Заметим, что не только функционирование, но и изучение юмора в советской науке оказалось под негласным запретом. В отечественной социологии и психологии советского времени исследования комического практически отсутствовали. В то же время изучение юмора в советской науке развивалось в рамках культурологических, эстетических, философских исследований, которые, однако, были во многом наполнены социально-психологическим содержанием. В этих направлениях работали такие выдающиеся отечественные исследователи как Бахтин М.М., Борев Ю. Б., Лихачев Д.С., Панченко А.М, Понырко М.В., Лотман Ю.М., Лук А.Н., Пропп В.Я., и другие.
Основной задачей этих исследований было определение и систематизация комического [Пропп В.Я., 1999; Лук А.Н., 1997], изучение феноменологии, исторического прошлого юмора, «смеховой культуры» обществ прошлого [Лихачев Д.С., Панченко А.М, Понырко М.В., 1984; Лотман Ю.М., 1973, 1974; Бахтин М.М., 1990]. Под этой относительно «безопасной» маской прошлого скрывались глубокие социально-психологические выводы, которые актуальны и для современного общества.
Традиция исследования «смеховой культуры» в первую очередь делает акцент на революционном, взрывном характере смеха, на функции протеста, на смехе, как носителе «антикультуры», противопоставленной официальной строго регламентированной культуре средневекового общества. Обрядово-зрелищные формы, организованные на начале смеха, строили по ту сторону всего официального второй мир, которому все средневековые люди были причастны. В процессе многовекового развития средневекового карнавала был выработан как бы особый язык карнавальных форм и символов, способный выразить единое, но сложное карнавальное мироощущение народа. Бахтин писал [Бахтин М.М., 1990]: «пафосом смен и обновлений, сознанием веселой относительности господствующих правд и властей проникнуты все формы и символы карнавального языка». Для него очень характерна своеобразная логика «обратности», «наоборот», «наизнанку», логика непрестанных перемещений верха и низа, лица и зада, характерны разнообразные виды пародий, снижений, профанации и развенчаний». «Верх» - это небо, т.е. все высокое, духовное, идеальное. Бахтин пишет о «снижении», т.е. переводе «верха» в «низ», где «низ» - это земля, материально-телесный план. Второй мир народной культуры строится как пародия на обычную жизнь, как «мир наизнанку». Отрицая, карнавальная пародия одновременно возрождает и обновляет.
Исследователи отмечают важную особенность народно-праздничного смеха - этот смех направлен на самих смеющихся [Лихачев Д.С., Панченко А.М, Понырко М.В., 1984; Бахтин М.М., 1990]: «Народный амбивалентный смех выражает точку зрения становящегося целого мира, куда входит и сам смеющийся». Эти два базовых положения - о рефлексивном характере смеха и о «переворачивании» смысла - являются одними из ключевых при анализе комического в нашем исследовании.
Для определения основных социальных функций комического особый интерес представляет исследование С. Powell [Powell С, 1988], который считает, что центральными функциями юмора являются «сопротивление» и «контроль»: сопротивление напряжению в группе и контроль над членами группы как механизм поддержания групповой солидарности. Смех понимается автором в первую очередь как форма социального контроля, при которой оценивающий (смеющийся) испытывает некоторое давление со стороны «нарушителя», но в то же время считает, что поведение «нарушителя» ему не подконтрольно. Например, юмор - основной механизм отделения «нормы» поведения от «патологии», возможный для подчиненного.
Смех в первую очередь маркирует «отклонение от нормы». Когда для прямого «приведения в норму» нет возможностей или условий, цивилизованное общество отвечает на отклонения смехом.
Юмор массовый (комедия, сатира) ориентирован на сердцевину социальных качеств и на то, что воспринимается как отклонение от них. Вместе с тем, по мнению Powell, формализованный юмор средств массовой информации выполняет идеологическую функцию, поддерживая официально принятое представление о реальности. В комедии всегда есть цель, мишень, актуальная или символическая. Ориентируя юмор на конкретные цели, можно поддерживать определенные представления. Юмор контролирует поведение тех, кто не похож на нас - порождая и поддерживая стереотипы, достигая одновременно интеграции группы и ее отделения от других.
Типологии, сделанные ранее, считает C.Powell, свидетельствуют о том, что изучение юмора ближе всего к изучению девиантного поведения. Смешное - это то, к чему может быть приклеена этикетка «ненормальное». Осмеяние - это навешивание этикеток. Даже сами имена девиантов –«нудисты», «гомосексуалисты» - являются потенциально юмористическими категориями в социальном восприятии, т.к. чаще других являются предметом шуток, острот, сатиры.
А.В. Дмитриев в работе «Социология юмора» [Дмитриев А., 1996] выделяет следующие социальные функции юмора: сплоченность и дифференциация, конфликт и согласие, самоидентификация. В качестве примеров, демонстрирующих функционирование юмора в различных сферах общества, избраны политическая организация и ее лидеры, армия, а также правовая и юридическая сфера. Автор отмечает, что «вся система творчества и потребления юмора может быть представлена своеобразным зеркалом общественной сути человека, одной из форм его самоутверждения. Дальнейшие исследования в этом направлении помогут решить проблему социологии юмора, ибо уяснение в теории поможет более эффективно использовать ее в общении между различными людьми, объединенными в социальные группы».
Особое место среди социальных исследований комического занимает изучение этнического юмора.
Известный социолог и фольклорист Christie Davies изучает юмор (шутки, анекдоты и др.) как неотъемлемую часть современной духовной культуры многих народов мира [Davies С, 1990]. Внимание автора направлено на так называемые «этнические шутки». Автор убедительно демонстрирует, что изменения этнических шуток в различных обществах связаны с историей, развитием и динамикой социальных изменений в них. В исследовании проводится сравнительный анализ социально-экономических, политических, психологических и других факторов, определяющих позицию субъекта шутки и ее рассказчика. Так, автор делает принципиальное различие между юмором эмигрантов или национального меньшинства и юмором национального большинства. При всей очевидности различий в сюжетах, темах, персонажах юмора разных народов, автор находит сходства, общие для этнического юмора всего мира. Эти сходства заключается в наличии двух характеристик осмеиваемых персонажей, которые встречаются везде и всегда в этническом юморе по всему миру - это шутки о глупцах и, как бы в противовес, шутки о хитрецах, ловких и расчетливых скупцах. Используя огромный материал, Дэвис наглядно демонстрирует, что этнические шутки могут существовать только при наличии полной парадигмы: хитрецы - нормальные люди (они же -рассказчики анекдота) - дураки.
Представление о «дураках» и «хитрецах» связано с представлениями данного социума о себе как о «норме». Дэвис выделяет несколько оппозиций, по которым может происходить разделение на «нормальных» и «дураков»: дураки могут представлять собой периферию по отношению к центру, или «подавленную» культуру по отношению к доминантной, сельскую культуру по отношению к городской и т.д.
Одной из важнейших функций юмора, по мысли автора, является функция установления границ. Все шутки о «других» подкрепляют чувство собственной идентичности внутри группы. Рассказывая шутки о «дураках» и «хитрецах» представители этнических групп как бы заявляют: «мы не такие как они, мы лучше их».
В социальном смысле шутки - это термометр, который измеряет, записывает и обозначает процессы, происходящие в обществе. Изучение шуток обеспечивает нас важной информацией об обществе, которую, возможно, мы не смогли бы получить никаким другим путем. Дэвис пишет, что обижаться, игнорировать или отвергать этнические шутки так же нелепо, как разбивать градусник, который показывает слишком высокую температуру.
Социология комического акцентирует социальную природу смеха. Даже тогда, когда человек смеется прочитанному в одиночестве, он пребывает во взаимодействии с социумом, который интегрирован в нем самом, что только дополняет его участие в социальной коммуникации, где его цель - разделить свой смех с другими.
Однако изучение смеха исключительно в рамках социологической парадигмы было бы не полным без научного осознания данного явления на уровне индивидуального восприятия юмора каждым конкретным человеком.
АВТОР: Копылкова Е.А.