Религия Древней Греции и Древнего Рима
ПЛАН
1. Догомеровская религия Греции, Олимпийская религия древних греков
2. Религиозные традиции и философская мысль Древней Греции
3. Древнеримская религия Культ императора, религиозный синкретизм
Есть вещи, относительно которых никто не может согласиться, что они такое. Это особенно относится к затрагивающим каждого человека видам деятельности, таким как политика или художественное творчество. Философы бессчетное число раз пытались и, конечно, до сих пор пытаются определить, что такое государство, искусство, наука. То же самое относится и к религии.
Обычно выдвигается какое-то одно, центральное положение: дескать, религия начинается вот с чего. Например, если есть представление об отдельной от тела душе, ее обособленной жизни (сон, анимизм - теория Э. Б. Тэйлора), тогда это религия, а у того народа, у которого таких представлений нет, нет и религии. Но каждый раз оказывается, что одной этой центральной идеи недостаточно. Глубоко в человеческой психологии укоренилось представление о том, что тело после смерти остается как бы живым, близким умершего очень трудно смириться с мыслью, что он умер; вообще трудно различить живое и мертвое тело (труднее, чем жизнь и смерть). Египтяне считали, что человек не умирает, а отправляется в путешествие, и душа остается в теле, христиане верят в воскрешение во плоти. Это же не значит, что у них нет религии! Человек спит и видит сны. Кажется, что душа его где-то бродит. Но ведь совсем не для всех верующих сны - это странствования души вне тела. Христиане в это не верят. Или вот еще одна популярная идея: религия есть вера в некую сверхъестественную силу, пусть даже нет богов, но есть какая-то «мана», которая по-разному проявляется (динамизм - теории Р. Маррета, М. П. Нильсона). Однако и средневековый колдун верит, что если произнести заклинание, то кто-нибудь умрет, на него подействует сила заклинания, конечно, сверхъестественная. Ее нельзя увидеть, почувствовать, вообще как-то зафиксировать, видны только последствия. Это называется магией и отличается от религии, во всяком случае, тем, что в основе действий мага лежит не вера, а псевдонаучное «знание». В том, что пойдет дождь, если маг поплюет на сухую грядку, он уверен точно так же, как мы, когда поворачиваем кран, уверены, что оттуда потечет вода (то, что иногда она не течет, не отрицает нашей правоты).
Греки, как вам всем известно, верили в Зевса, Аполлона, Деметру и рассказывали о них интересные истории - мифы. Может быть, античная религия и есть эти самые истории, да и вообще любая религия - это какая-то система представлений о богах? Но древних римлян трудно назвать безбожниками; греки считали, что римляне религиознее их самих. А между тем римляне почитали бога, называвшегося просто «Посев», Consus, или бога по имени «Урожай», Ops. О них ничего не рассказывали, они не имели образа. Римские боги «Верность», fides, «Честь», Honos, «Здоровье», Salus, и многие похожие на них обожествленные абстрактные понятия, тем более не имели внешности (по крайней мере, первоначально). Знаменитый Янус римлян - это ведь просто «дверь». В таких богов верили и наши предки-славяне, и язычники-литовцы. Выходит, бывает религия и без мифов. Миф очень тесно связан с религией, но все-таки у него есть и чисто художественные, и, так сказать, исследовательские задачи. Мифы о том, как Зевс обманывает свою жену Геру, а та ему мстит, интересны любой публике, а рассказ о юноше Гиацинте, возлюбленном Аполлона, объясняет редкое название цветка (так называемые этиологические мифы). То, что Зевс имеет скипетр - это собственно мифологическое представление, в таком боге грек узнает земных царей; а вот то, что он посылает дождь, - это уже представление религиозное, культовое, важное для тех, для кого этот дождь жизненно необходим и кто просит богов ниспослать дождь. Итак, религия и мифология - вещи хоть и близкие, но разные и, значит, изучать их тоже нужно по-разному.
1. ДОГОМЕРОВСКАЯ РЕЛИГИЯ ГРЕЦИИ, ОЛИМПИЙСКАЯ РЕЛИГИЯ ДРЕВНИХ ГРЕКОВ
Религия греков догомеровского периода воспринимает окружающее как нечто одушевленное, как населенное слепыми демоническими силами, которые воплощены в священных предметах и явлениях. Демонические силы получают и персональное воплощение в бесчисленных демонических существах, обитающих в пещерах, горах, источниках, деревьях и т.д. Силен – демон источников и в то же время, как сатир, он является демоном плодородия. Гермес, который в более позднее время занимает свое место в пантеоне главных греческих богов, живущих на горе Олимп, первоначально, как об этом говорит его имя (дословно: груда камней), был демоном камня. Догомеровская религия архаических греков (до IX-VII вв. до н.э.) привязана к земле, из которой все проистекает, которая все порождает, включая небо. Земля как порождающая основа всего сущего представлена в преданиях легендарного греческого мифосказателя Гомера.
Когда во II тыс. до н.э. греки вторглись в Элладу, они нашли здесь высокоразвитую культуру, известную как крито-микенская культура. Из этой культуры, ее религии греки восприняли многие мотивы, перешедшие в их религию. Из пестрого мира демонических сил, божественных образов (греческих и крито-микенских), сформировался мир гомеровских богов, о которых мы узнаем из «Илиады» и «Одиссеи». В этом мире люди соразмерны с богами. Это люди-герои, жившие в «золотом веке», когда они могли соперничать силой и славой с богами.
В греческих богах воплощены вечные идеи, пронизывающие греческую набожность, – судьба, мера, порядок и т.д. В греческих мифах прекрасное, воплощаясь в богах, является принципом космической жизни.
Глава греческого пантеона – Зевс – принадлежит к третьему поколению богов, свергших второе поколение – титанов. Первое поколение богов – Уран (Небо) и Гея (Земля). Титаны – олицетворение стихий и сил природы. Титаны во главе с Кроносом свергли своего отца – Урана. В свою очередь Кроноса ниспроверг его сын Зевс.
Зевс, утвердившись на горе Олимп вместе с другими богами – женой Герой, богиней искусств и талантов – Афиной, богом торговли, купцов и прибыли – Гермесом, богиней судьбы – Тихе, богиней любви – Афродитой, богом морей – Посейдоном, богом огня – Гефестом, богом войны – Аресом и пр., – постепенно преобразует мир, внося в него порядок, науки, искусства, законы. В то же время Зевс – грозная карающая сила. Он несколько раз уничтожает человеческий род, пытаясь создать совершенного человека.
Необходимо, однако, учесть, что гомеровская систематизация мифов не оказала существенного влияния на религиозные верования отдельных греческих племен и общин, которые чтили своих богов и героев. Общегреческое значение имели лишь святилища в Дельфах и Олимпии.
Догомеровская религия Греции – тотемические, фетишистские и анимистические верования. Изначально существовал лишь Хаос, от него произошла богиня Земли – Гея и родилась могучая сила Эрос – любовь. Он породил мрак и ночь, от которых произошли свет – Эфир и день – Гемера. Самое сильное божество – Уран – небо. От сочетания земли и неба (Урана и Геи) произошли все остальные формы жизни. В начале брака рождались бесформенные чудовища и отец ввергал их обратно в недра матери, пока Гея не родила титанов. Один из титанов – Кронос-время – свергает с мирового престола своего отца, лишает его деторождающей силы. Новые формы не рождаются, смертные – сами плодятся, размножаются и умирают (пожираются временем). В мире начинают действовать новые силы: Танат – бог смерти, Эрида – богиня раздора, Немезида – месть и пр.
Из крито-миккенской культуры греки восприняли многие мотивы и перенесли их в свою религию (Афина, Артемида). Гомеровская религия («Иллиада», «Одиссея») очеловечивает богов. Пантеон богов возглавляет Зевс (сын Кроноса и Реи), принадлежащий к третьему поколению богов, свергших титанов (в римской религии – Юпитер). Кронос, зная, что один из детей его свергнет, пожирал их всех, но Рея спрятала Зевса, который впоследствии рос в горах, сверг отца и заставил извергнуть того назад всех детей. Молодые боги (извергнутые дети – крониды) поселяются на Олимпе, Зевсу куют молнии циклопы и он становится громовержцем. Жена Зевса - Гера. Посейдон – владыка морей смещает титана Океана, признавшего власть новых богов. Брат Зевса Аид – владыка подземного мира. Лета рождает от Зевса Апполона и его сестру Артемиду. Из головы Зевса рождается Афина Паллада – богиня мудрости и правосудия. Мир основывается на гармонии и красоте. Боги карают покушающихся на гармонию.
В 6-ом-5-ом веке до нашей эры олимпийская религия находит продолжение в мифе о Дионисе. Дионис (Вакх), сын Зевса и Семелы – умирающий и воскресающий бог, бог вдохновения и безумия, символизирует безмерность, стихию, разгул. В 7-ом-6-ом веке в разных областях Эллады появляются толпы вакханок – поедают животных, поят зверенышей своим молоком, отдаются первому встречному. Оргии, разгул, стихия… Полнота жизни.
Орфизм – учение мифического персонажа певца Орфея. Важнейшая ценность – дух, а не тело. Смерть не властна над духовной глубиной.
Пифагореизм – религиозно-культовая система (мистицизм), в которой значительное место занимает процедура религиозной медитации. Верили в переселение душ.
2. РЕЛИГИОЗНЫЕ ТРАДИЦИИ И ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ
Как видите, сказать, у каких народов религия есть, а у каких ее нет, у нас не получается, а значит не получается и понять, как она развивалась. Скажем, от многобожия в его древнеримском или древнеславянском варианте, через греческий тип политеизма - к монотеизму, единобожию по образцу нынешних мировых религий. А может быть, наоборот? Были ведь и такие ученые, которые считали, что первоначально все греки верили в одного бога - в Гею, Мать-землю; а еще до веры в Гею древнейшие предки греков получили свою веру прямо от Бога, так что греческая религия возникла в результате откровения свыше (теизм). Впрочем, уже в древнейших написанных по-гречески текстах, глиняных табличках из Пилоса и Микен, упоминаются имена многих богов, большинство которых мы встречаем затем в »Илиаде» и »Одиссее». Может быть, когда-то, в каменном веке, люди почитали повсеместно некую богиню плодородия, но откуда нам знать, что она была единственной?
Нам приходится так трудно потому, что и религия вообще, и античная религия в частности принимает очень различные формы. Верования, обряды, культы могут быть так же своеобразны, так же меняться от страны к стране и от века к веку, как искусство или политические отношения. Это разнообразие бросается в глаза. Мы наблюдаем, что того же Посейдона или Аполлона в разных греческих полисах почитают по-разному, мы видим разницу между религией греков времен Гомера и верованиями современников Платона. И от тех, и от других еще больше отличаются религиозные представления жителей эллинистической Александрии, на которых в свою очередь непохожи римляне. Например, у греков до Александра Великого магия была мало распространена, магических формул почти нет; в эпоху эллинизма магия, наоборот, популярна, магические обряды заимствуют с Востока, магия влияет и на религию. У римлян же всегда были свои заклинания, непонятные простым смертным - римляне хотели разговаривать с богами на языке богов. Сложно даже в античной религии найти что-то универсальное. Я уже не говорю о сходстве греков и римлян или китайцев и индусов с полинезийцами или североамериканскими индейцами. Нет и никогда не существовало народа, у которого нельзя было бы обнаружить какой-то вид религии. Даже у примитивных жителей Амазонии и у австралийцев есть сложная и своеобразная система религиозных отношений. Представляете, какой это обширный и разнородный материал.
Однако такое богатство форм еще не значит, что ничего общего нет, что всех верующих людей ничто не объединяет. Видимо, объединяет их то, что они что-то чувствуют. Вот тут-то, в самом религиозном чувстве мы и должны искать опору. Правда, всем ясно, насколько опора эта непрочна. Ведь чувство - не исторический факт, даже не художественный образ. Как можно его исследовать? Прежде всего, ясно, что обращаться нужно к психологам. Они скажут, как легко все необычное, поражающее взгляд, воздействующее на сознание соответствующим образом подготовленного человека, способно вызывать ощущение сверхъестественного. Все, кто видел гору Олимп, особенно первые путешественники нового времени, признавали, что вид ее так поражает воображение, что легко представить себе это место обиталищем богов. Гомер считал, что вход в город богов закрывает, как ворота, облако, лежащее на вершинах Олимпа. Необычная нависшая скала, водопад, и, разумеется, такие вещи, как сожженное молнией дерево или, тем более, упавший с неба метеорит, у грека и римлянина вызывали благоговение. И было совершенно не важно, что на Олимп можно подняться - и увидеть, что там нет входа на небо, - а в Тенарскую пещеру, на юге Пелопоннеса, спуститься - и обнаружить, что никакого прохода в Аид там тоже нет. Впечатление уже сделало свое дело, остальное довершила традиция, а мифология разукрасила это представление занятными деталями.
Особенно подвержены религиозному чувству люди с неустойчивой психикой (кстати, женщины, как правило, более религиозны, чем мужчины). И поэтому для тех, кто анализирует сам феномен религии, ценны будут даже наблюдения над нервнобольными людьми. Психологи еще могут сказать и привести примеры того, как у человека творческого, создавшего нечто по-настоящему сильное, и у окружающих его людей появляется ощущение того, что это он «не сам», что кто-то еще, кто-то «сверху» помог и помогает ему такое делать. Греческий миф создает образ Музы, а римляне отождествили с ними своих древних Камен (первоначально Камены - божества источников). Представление о божественной подоплеке творчества продержалось всю античность. Точно так же и с прорицателями: вера в способность видеть будущее основана на таком же ощущении божественного присутствия. Поэтому верят в оракулы. У суеверных людей возникает своеобразное неприятное ощущение, когда им перебегает дорогу черная кошка; это место хочется «обойти». А теперь представим, как вдохновенная прорицательница Пифия в Дельфах говорит: не нужно переходить такую-то реку, с тобой случится несчастье. Место, в которое попала молния, греки и римляне тоже обходили стороной.
Откуда взялись греческие герои, кто это такие? В античности был распространен взгляд на героев как на некогда живших людей. Удивительно, но это не так уж далеко от правды. Исторические личности после смерти часто попадали в разряд героев; им молились как богам. У поэта VII в. до н. э. Архилоха был даже храм. Павсаний, автор путеводителя по Греции, рассказывает историю об одном атлете по имени Клеомед, который был лишен награды за то, что убил соперника. От этого несчастный сошел с ума и обрушил дом, погибло шестеро детей. Когда за это его хотели побить камнями, он спрятался в храме Афины в какой-то ящик. Ящик открыли, а там никого. Оракул сказал, что Клеомед - последний герой: надо его почитать, так как теперь он уже не смертный. Одного киприота персы убили, а череп прибили над городскими воротами. Пчелы в этом черепе устроили гнездо, и вот он уже - герой. Если в человеке при жизни замечают что-то необычное, это необычное воспринимается как божественное, большее, чем сам человек, бессмертное. Думают, что с подобными людьми после смерти происходит не то, что со всеми остальными. Они становятся почти богами - в силу своей необычности. Поэтому поэты, спортсмены, просто очень красивые люди (Филипп из Кротона, о котором рассказывает Геродот, более ничем не примечателен) легко причисляются к героям. Психологически это понятно. Я, конечно, сейчас несколько упрощаю дело, но только для того, чтобы вы поняли: корни религии нужно искать не в истории культуры, а в человеческой душе.
Это не отрицает необходимость и возможность изучать историю религии, то есть исследовать ту обстановку, в которой проявляется религиозное чувство, в каких условиях, в каком окружении растут люди, которые его испытывают. Религия воплощается в культе - у сверхъестественных сил чего-то просят. А просят того, чего требует действительность. Поэтому и функций у каждого бога много, и его культовых прозвищ - эпиклез - иногда десятки. От Зевса путник ждет защиты в незнакомом городе, а крестьянин - обильного дождя. Артемида нужна охотникам, чтобы встретить побольше дичи, а женщины просят, чтобы она помогла при родах. Религия воплощается в обряде - сверхъестественным силам как-то служат. Ясно, что в разных местах - особенно при той изоляции, в которой существуют греческие города-государства в начале их истории - служить будут тоже по-разному. В Эпидавре Аполлон вместе с Асклепием почитается как бог-целитель (Аполлон Малеат), там храм-больница. В Дельфах - как бог-прорицатель, там у него храм-оракул, куда тоже приходят со всей Греции. А в Спарте в честь него юноши устраивают воинственную пляску (танцуют нагишом - гимнопайгнии).
Не у всех сверхъестественных существ есть культ и, соответственно, обряд. Например, Сиренам никому не придет в голову молиться, у них нечего просить. Рассказ Гомера о Сиренах, сидящих на лугу посреди острова и окруженных гниющими телами околдованных путников - это типичная «страшилка» из морского репертуара. Так религия сказывается в мифах; их связь с культом иногда трудно проследить, но иногда можно. Черты характера Посейдона списаны с реальных людей; истории, в которых участвует Тесей, захватывают воображение. Однако, если бы Посейдону не молились как защитнику моряков, если бы афиняне не чтили Тесея как покровителя Аттики, эти черты и эти истории были бы, разумеется, другими.
Как видите, культ, обряд и миф определяются во многом современной их творцам «земной» действительностью. Соответственно, изучать их гораздо проще, чем чувства, и прогресс здесь очевиднее. Приведу несколько примеров. Поэмы Гомера часто называли Библией античного мира. И уже в античности вызывало недоумение, почему это гомеровские боги такие безнравственные. Ученые нового времени задавались вопросом, как это Гомер ждет от богов справедливости и при этом описывает их бесчинства, для людей совершенно недопустимые. Теперь, благодаря тому что исследователи яснее представляют себе реалии «повествуемого времени», то есть догомеровской, микенской эпохи, и кроме того продвинулись в изучении художественного метода Гомера, стало более или менее ясно, что Гомер изображает богов как небесных царей, стоящих так же высоко над царями земными - героями - как эти последние стоят над простым народом, безликой массой рядовых воинов. Точно так же, как от царей ждут порядка простые люди, от богов ждут его герои. И точно также как цари стоят выше суда народа, так и боги выше нравственного суда смертных. А с другой стороны, что может быть приятнее, чем послушать повесть о том, как вышестоящее начальство совершает разные непотребства?
Другой пример связан с таким распространенным в античности обрядом, как жертвоприношение животных. В чем его смысл, зачем это делали, ученые спорят до сих пор, и тем не менее есть убедительные толкования. Жертвоприношения бывали разными, в разной связи. Например, когда клялись, полагалось, хотя и не всегда, произнести соответствующую молитву и принести «клятвенную» жертву. Но самым обычным было пиршественное жертвоприношение. Праздников в греческих календарях было много, да и вообще просто так животных не закалывали, а всегда только как жертву. Соответственно, за жертвоприношением следовал обед, для бога сжигали часть туши убитого животного (жир и кости - по принципу «на тебе, боже, что мне не гоже»), а сами угощались остальным. Думали, что бог незримо присутствует во время трапезы. Так вот, у Архилоха участие в совместной трапезе символизирует союз. В речи афинского оратора Демосфена «О ложном посольстве» обвинение в нарушении союза формулируется так: «ты забыл, что мы вместе обедали»! Напрашивается мысль, что от бога, пообедавшего вместе с принесшими ему жертву людьми, люди эти ждут защиты, как от «земных» союзников.
Таков историко-филологический подход к изучению античной религии, основанный на изучении текстов, дающих сведения о греческой и римской действительности. Достижения этого метода почти всегда убедительны для большинства ученых - чего не скажешь о сравнительном, или этнологическом, подходе. Все знают о том, что в Афинах, на празднике Диониса ставились на сцене трагедии. В этом слове два корня - «козел» и »песня». И в хронике на мраморной стеле, найденной на острове Парос, и у Горация мы читаем, что первоначально призом для драматургов был козел; в связи с культом Диониса это животное упоминается часто. Мы знаем, что литературную форму трагедии придал в VI в. до н.э. некто Феспид. Об этом есть множество свидетельств. У Горация он возил своих актеров с раскрашенными лицами на телегах, у Плутарха - выдумывал сюжеты о богах и героях, чем Солон был недоволен. Пока все ясно. Труднее становится, когда мы пытаемся заглянуть дальше, понять внутреннюю связь театральных представлений с религиозным праздником, разглядеть, что было до нововведений Феспида. Надежных источников об этом нет, поэтому привлекалось множество параллелей из других культур: обычай маскироваться, чтобы выступать в качестве какого-то, условно говоря, персонажа (зверя, бога) есть даже у диких африканских племен. Есть танцы, песни, даже примитивные инсценировки. Было ли нечто похожее у греков? В какой-то форме наверняка было. Но сказать, что было в точности как у африканцев, мы, естественно, не можем. И все-таки такие культурологические параллели иногда помогают. Скажем, для комедии они убедительнее: ряженые на веселых деревенских и городских праздниках говорят или поют забавные стихи, в шутку, а иногда и всерьез ругают своих соседей и господ. В разных культурах это встречается, и причем в таких формах, которые очень близки тому, что происходило у греков и римлян.
Теории, упомянутые мной вначале, не объясняют, что такое религия. Но их нельзя совершенно игнорировать именно потому, что они объясняют отдельные особенности культов и обрядов. Сторонники анимизма отметили веру в отдельное существование души от тела. Верили ли в это греки и римляне - все и всегда? Нет. Современники Гомера приносили на могилу пищу для покойника; нашли вазы тех времен, употреблявшиеся для возлияний на могилах, вазы без дна - чтобы поить покойника. Значит, были такие, кто считал, что тело тоже как бы живет. И совершенно не важно, сжигали умерших или закапывали. Покойная жена коринфского тиранна Периандра Мелисса, в рассказе Геродота, является мужу во сне и жалуется, что она мерзнет, так как ее платье не сожгли. Периандр спалил на могиле лучшие одежды коринфских женщин, и жалобы прекратились. У римлян даже пиршественные ложа ставили на гробницах. Но Гомер рассказал и о совершенно иных представлениях, вполне объяснимых в духе анимизма: как душа попадает в царство мертвых и носится там бестелесная и лишенная памяти. Она никак не влияет на живых, совершенно отделена от здешнего мира, у нее нечего просить и почитать ее, поэтому, особенно не стоит. И действительно, у греков, в отличие от римлян, регулярного культа предков не было.
Бывает так, что какие-то культы и обряды существуют очень недолго. Они исчезают вместе с обществами, в которых родились, потому что пришедшие на смену уже не испытывают потребности в чем-то, перестают об этом молить, перестают и верить в тех богов, которые это дают. Другие, наоборот, оказываются очень живучими. Язычество дольше всего держалось в крестьянской среде. Нужды сельских хозяев во все века очень сходны и от них зачастую зависит сама их жизнь; если бог не даст, они будут голодать. Поэтому почитание богов домашнего очага, сельскохозяйственных божеств, пастушеских и земледельческих, были самыми устойчивыми. В связи с этим нужно сказать еще об одной очень важной теории, правильно применяя которую, мы можем плодотворно изучать античную религию. Это теория пережитков. Ее сформулировали в XIX, наблюдая за обрядами, привычными среди немецких крестьян; их народная религия оказалась очень близкой некоторым античным представлениям. Пережитки древних форм религии окружают и нас. Пережиток культа предков - наш стакан воды и кусок хлеба на поминках перед портретом покойного; когда в деревнях обряжают и оплакивают невесту перед свадьбой; когда бросают горсть земли в могилу - это пережитки древних обрядов, связанных с религией и магией. Смысл, который такие обряды имели в античности, иногда можно понять, наблюдая пережиток. Зачем греческие землепашцы приводили невест на свежевспаханное поле? А вот для чего это делали немецкие крестьяне: они ждали обильного урожая и хотели как бы повенчаться с землей, как венецианский дож обручался с морем. Тогда будут плоды, выгоды торговли и т. д.
Почти все методы религиоведения могут при правильном применении давать ценные результаты. Очень немного было идей, которые никак не применимы к античной религии. В примечаниях к книге Куна «Мифы и легенды Древней Греции», вы, наверное, читали, что изображение того или иного бога в виде зверя, и вообще связь каких-то животных с культом -это «пережиток тотемизма». Тотемизм - явление, которое заметили сперва у североамериканских индейцев племени ирокезов. Каждый их клан считал определенное животное как бы своим родственником, часто - предком. Себя называли медведями или журавлями. Уже доказано, что у греков и римлян, вообще у индоевропейцев, такого отождествления себя с животными никогда не было. А с почитанием богов тотемизм и вовсе не связан. Зверей «приписывали» по ассоциации. Зевсу - орла, потому что орел большая и сильная птица, царь птиц; Артемиде - медведицу или лань: они живут в горных лесах, их трудно поймать, лань быстрая, а медведица могучая, свирепая. Морские и речные божества любят соответственно: тюленей, дельфинов, моллюска-полипа, быков, коней. Ассоциации здесь прозрачны. Все это относится скорее к области мифологии, чем к социальным отношениям, из которых возникают разные формы культа.
В заключении я скажу об одной черте, отличающей античную религию от той, которая многим из нас привычна, - от христианства. У греков и римлян только в виде исключения появлялись злые и добрые боги. Каждый бог мог быть и злым, и добрым. Страшная Геката у Гесиода - добрая помощница во всех начинаниях. Все зависело от того, сумеет ли человек упросить бога помочь. Богов греки упрашивали так же, как и людей. Никто не заявлял о своей вине перед богом, никто не говорил «Ты пришел в мир грешныя спасти, от них же первый есмь аз». Ведь с »земной» точки зрения это не выгодно. Наоборот, нужно заявить о своих заслугах. Так это делает жрец Хрис в первой песни «Илиады», призывая Аполлона отомстить ахейцам. Он говорит: «Я ли не служил тебе? Теперь и ты мне послужи». Уговаривать нужно, соответствующим образом подготовившись. Если ты успел как-то провиниться перед богом, он не будет слушать. Мы хорошо знаем, как древние греки и римляне воспринимали грех, когда они чувствовали, что божество ими недовольно. Все, кто принимает участие в культе, должны быть «чистыми». Существовали, конечно, и такие требования, которые мы назвали бы «чистой совестью» - бог не послушает убийцу. Но кроме этого были различного рода формальные требования: в частности, встреча с похоронной процессией или беременной женщиной делали нечистым. Увечных бог тоже плохо слушает. И жрец, который молится за всех граждан города, должен быть здоровым, и дети его тоже. Таких вещей, которые делали человека греховным, или «нечистым», виноватым перед богом, было очень много. Если бог тебя не слушает, значит, чем-то ты провинился. Нужны были специалисты, умевшие поправить дело, очистить от вины. Они скажут, как и где нужно очищаться (как правило, это значит просто мыться), какие и кому приносить умилостивительные жертвы. Так уже в мифологии: грекам в Авлиде прорицатель Калхас растолковывает, в чем их вина перед Артемидой, и очистительной жертвой становится Ифигения. Чем более грек религиозен, тем чаще он очищается. У самых религиозных людей своеобразный комплекс вины перед божеством; то же и у нас - такие все время каются. Но у греков и римлян нигде нет ни слова о покаянии. Все строится на юридическом принципе: «у меня есть право на какие-то блага и нет ничего, что мешало бы мне их получить». Вот тогда мне боги все и дадут.
3. ДРЕВНЕРИМСКАЯ РЕЛИГИЯ КУЛЬТ ИМПЕРАТОРА, РЕЛИГИОЗНЫЙ СИНКРЕТИЗМ
Религии Древнего Рима также брали начало в тотемизме (легенда об основателях Рима – Ромуле и Реме). Пантеон богов Рима, как и обрядность большей частью заимствован у греков. Зевс – Юпитер, Гера – Юнона, Деметра – Церера и т.д. Культ Юпитера (храм на Капитолийском холме). Римляне почитали такие божества как Мир, Надежда, Доблесть, Справедливость, которые не обладами чертами живых личностей. В честь таких богов строились храмы, приносились жертвы. Мифология не получила развития.
Господствующей религией Рима в классический период его истории стал культ полисных богов, в первую очередь, Юпитера.
Римлянам был присущ практический склад ума. И в религии они руководствовались целесообразностью, обеспечивая практические начинания с помощью магической культовой практики. Их боги чаще всего служат обозначениями неких абстрактных начал. Римляне почитали такие божества как Мир, Надежда, Доблесть, Справедливость, которые не обладали живыми чертами личностей. В честь таких богов строились храмы, приносились жертвы.
С IV в. до н.э. начинается процесс грецизации римской религии путем вытеснения исконных богов греческими. Римская троица богов – Юпитер, Юнона, Минерва – была отождествлена с греческими богами – Зевсом, Герой, Афиной. В подобных истолкованиях Меркурий стал соответствовать греческому Гермесу, Фортуна – Тихе, Венера – Афродите, Нептун – Посейдону, Вулкан – Гефесту, Сатурн – Хроносу, Марс – Аресу.
Прямым вызовом была попытка перенести в Рим организацию орфических братств, которые опутали южную Италию и уже много раньше вызвали против себя здесь репрессалии со стороны народной партии (см. выше). Реакция разразилась в виде «процесса вакханалий» (в 186 г.), потребовавшего многих человеческих жертв, но зато освободившего Рим от призрака вакхического «заговора». Душой националистической реакции был Катон Старший; под его предводительством римская религия вступила в тот фазис своего развития, в котором ее лозунгом стало «соблюдение отцовских обычаев». Преобладанию сакральной коллегии над понтификами был положен предел; новых культов в Рим более извне не вводилось. Таким образом религиозная жизнь Рима в течение двух последних веков республики имеет известное сходство с «аттической» эпохой греческой религии; сходство заключалось также в том, что и в Риме эти два столетия были временем проникновения философии в общество. Не следует забывать, однако, что рассматриваемая нами эпоха по времени совпадает не с аттической, а с эллинистической эпохой греческой религии: философия, проникшая в Рим, была эллинистическая. Особенно популярной была стоическая философия: ее перенес в Рим во второй половине II в. Панетий, и она свила себе прочное гнездо в кружке Сципиона Младшего. Ее пантеистический характер шел навстречу интеграционному стремлению национальной римской религии и легко уживался с ней. Но римляне по природе были склонны к эклектицизму: в том же кружке Сципиона нашел себе поклонника также и Евгемер, в лице Энния, переведшего на латинский язык его смелую религиозную теорию и сильно ее этим популяризировавшего. Живое умственное движение в римском обществе и здесь контрастирует со строгим и косным консерватизмом в религиозных делах правительства. Так как одни и те же люди были членами того и другого, то в результате получилась странная для постороннего, но обычная для римлянина двойственность: один и тот же человек был вольнодумцем в кругу знакомых и консерватором как понтифик или цензор. Процессов «О нечестии», подобных процессу Сократа, в Риме поэтому возникнуть не могло; наибольшими вспышками религиозной реакции были, после грандиозного дела «о вакханалиях», повторявшиеся изредка изгнания из Рима греческих философов цензорскими эдиктами. Ко вторжению чужеземных культов, даже как частных, римское правительство относилось очень недоброжелательно; это наблюдается, впрочем, лишь с I в. до Р. Х. Нельзя сказать, чтобы религия римского нaрода много выиграла от этой реакции. Национальная религия была слишком бледна в эстетическом и слишком бедна в этическом отношении и не могла давать духу верующих более или менее возвышенных идеалов; лишенный настоящего религиозного учения, обыкновенный римлянин все более и более уходил в чисто материальные интересы. Этот материалистический характер римской религии реакционной эпохи сказывается в преобладании божеств материальной удачи - Меркурия, Геркулеса и особенно Фортуны. Последняя положительно становится универсальным божеством еще в большей мере, чем это было у греков в эллинистическую эпоху. В то же время под влиянием междоусобных войн последнего века республики стали ждать предсказанной гибели или возрождения Рима. Критическим показалось разрушение пожаром Капитолийского храма в 83 г., одновременно с пожаром Дельфийского храма и через 10 веков (век считался в 110 лет) после разрушения Трои. С этого года чаяние катастрофы стало постоянным, и оно немало способствовало гибели республиканского режима и его замене принципатом, который дал новое решение также и религиозным проблемам своего времени. Но кроме того, мировой характер римской державы требовал такой религии, которая бы объединяла все ее части, будучи одинаково близка сердцу испанца и сирийца. Пробел был очень чувствителен; заполнил его, впредь до лучшего решения, культ императоров.
В этом для нас столь малопонятном и отталкивающем явлении следует различать две стороны: культ живого и культ почившего императора. Вторую мы скорее склонны извинить; и действительно. Августу без труда удалось провести обоготворение своего покойного отца Цезаря как divus* (но все же не deus6) Julius и посвятить ему храм и жрецов. Она вытекает довольно естественно из признанного еще в республиканскую эпоху догмата «omnium animos immortales ease, fortium bonorumque divines» (Циц. О зак. II, 27). Внешним средством для этого обоготворения была так называемая кон-секрация в торжественном заседании сената; это нужно понимать не в том смысле, будто сенат своим постановлением вводит душу человека в сонм небожителей, а только в том, что он определяет ей почести со стороны живых. Понятно, что после своей смерти и Август удостоился такого же культа под именем divus Augustus; кощунственной комедией была кон-секрация слабоумного Клавдия вследствие тщеславия Нерона, желавшего называться divi filius. Продолжалась консекрация и при Флавиях, и при Антонинах, и при Северах; число divorum росло и росло, но среди всех двое преимущественно пользовались любовью потомков - Август и Марк Аврелий.
Другое дело - культ живого государя. Положим, на Востоке и он не встречал затруднения, так как был подготовлен культом эллинистических царей; но то был Восток. В Риме он в этой форме был немыслим; зато тут сам собой напрашивался культ гения правящего императора. Таковой издавна существовал в каждом доме; гений домохозяина был священен для familia, ему приносились жертвы и им клялись. Так и гений императора занял место рядом с обоими государственными Ларами; этим дело пока ограничилось. Конечно, если поэтам было угодно называть императора прямо богом, то за это их не карали; но никаких божеских почестей разумные императоры в первые два столетия для себя не требовали- Смута и здесь ускорила развитие; государь стал dominus% постоянными эпитетами всего, к нему относящегося, стали sacer и sanctus; наконец, Диоклетиан потребовал, чтобы перед ним падали ниц. Этим ориентализация римской императорской власти была завершена.
Как бы то ни было, а в лице императора и divorum Римская империя получила единый для всех ее народов объект почитания. Важность этого нововведения сказалась с особой силой в, римской армии, для нее объединяющий культ был необходим, а другого в наличности не имелось. И вот бюст императора занял место под орлами легионов, и у его алтаря приводили воинов к присяге- Но.этот исход, устраняя одно затруднение, создавал другое: в этой армии находились люди - и чем далее, тем их становилось более, - которым их совесть запрещала признавать божественность императора и вообще какого-либо иного бога, кроме Того, которому они поклонялись. Но об этом речь впереди.
Восточные культы и синкретизм. Третьей чертой новой религиозности была жажда очищения от грехов и спасения. Вполне новой ее назвать нельзя: она соответствовала старинному мистическому течению, вызвавшему в свое время таинства элевсинской Деметры и орфико-пифагорейские. Но мы видели (с,232), что уже к началу эллинистической эпохи элевсинская Деметра возродилась в Великой Матери богов и в Исиде; пифагореизм возрождается ныне, но о нем будет сказано в связи с религиозной философией. Здесь речь идет о восточных культах - как только что названных, так и других.
Первые времена империи были для них неблагоприятны, особенно для Исиды, богини-покровительницы враждебной императору Клеопатры; все попытки открыть ей Рим кончились неудачей. Тиберий продолжал действовать в духе своего отца, но при Калигуле наступило послабление, и Исиде был воздвигнут храм под самым Римом, на Марсовом поле (Isis Campensis). Дальнейшие успехи Исида сделала в Риме благодаря Домициану и особенно Каракалле, который выстроил ей новый храм, на этот раз уже в самом городе, на Квиринале, и всячески выказывал свою преданность ей.
Еще выгоднее было положение Великой Матери - выгоднее уже тем, что она с 204 года до Р.Х. пользовалась неотъемлемым правом гражданства в Риме, ограниченным лишь запретом ее жрецам покидать палатинскую ограду. Этот запрет был снят императором Клавдием, род которого был издревле связан с ее мистериями. А во II веке культ Матери обогатился новым эффектным обрядом очищения, так называемым taurobolium. Очищаемый сходил в яму, поверх которой настилали доски; на этой настилке закалывали быка, так, чтобы его кровь обильной струёй стекала в яму и орошала находящегося в ней- Тогда он был in aeternum renatus».
Но особенно важными были новые всенародные праздники обеих богинь, нашедшие себе место и в римском календаре- Великой Матери были посвящен весенний праздник, длившийся две недели (15-27 марта). Вся судьба Аттиса изображалась публично в священной драме при множестве участвующих лиц: его нахождение в тростнике реки Сангарии (15 числа, саппа intrat), его исступление под роковой сосной (22 числа, arbor intrat), кончившееся его самоизувечением и смертью (24 числа, sanguen, день горя и отчаяния), наконец, его радостное воскрешение любовью Матери (25 числа, hilaria; 26, requetio; 27, lavatio). Исида имела даже два больших праздника, один весенний, посвященный ей как богине мореплавания (5 марта - Naviffium Isidis: тут Исила поняла в свой культ carrus navalis дионисической помпы чтобы затем передать его средневековому «карнавалу»), другой осенний (28 октября - 3 ноября), во всем параллельный весеннему празднику Матери. Расширение значения и действия обоих культов имело последствием и их собственное очищение от чувственных элементов: запросы неофитов - отпущение грехов, «возрождение навеки» и победа над смертью - были серьезны и требовали серьезного к ним отношения. Достаточно прочесть у Апулея вышеупомянутое (с.339) описание весеннего праздника Navigium Isidis (Метаморфозы XI гл. 7 ел.), чтобы убедиться, что эта Исида - уже не та, тайные культы которой полтора века назад давали обильную пищу скандальной хронике великосветского Рима.
Гражданское положение Матери повело к тому, что к ее культу старались присоседиться другие, которые при иных условиях не могли рассчитывать на снисхождение Рима. Их носителями были большей частью солдаты: в силу античной терпимости они, воюя на восточных окраинах, приобщались к тамошним обрядам и впоследствии старались их удержать. Так, войны с Митридатом повели к проникновению в Рим дикого культа каппадокийской богини» названной у римлян Беллоной: ее жрецы в черных плащах и папахах бегали в исступлении по своему храму и мечами наносили друг другу раны, кровью которых они очищения ради окропляли толпу. Этих дервишей римляне, впрочем, не признавали жрецами: они называли их «храмовниками», fanatic! (от fanum - «храм»); это слово получило впоследствии значение всякого религиозного исступления и изуверства. Еще важнее было приобщение во II веке парфянского культа Митры (Mithra), развившегося из древне-персидской дуалистической религии маздаизма (Ahura-Mazda, Ормузд, бог добра, и Angramanju, Ариман, бог зла). Митра был посредником, inesites, ведшим человечество к высшему богу Добра; средством была постоянная война с силами бога зла* Ради этого он организовал своих верных в настоящее воинство с развитой иерархией. Культ совершался в подземных храмах (spelaea) при свете факелов; правился он - в силу отождествления Митры с богом-Солнцем (Mithra Sol Invictus) - в те дни астрологической недели (выше, с.319), которые были посвящены этому светилу - то есть в dies Solis. Неофитов водили через целый ряд ужасов, чтобы испытать их храбрость. Это была настоящая солдатская религия, деятельная и мужественная; она прекрасно дополняла преимущественно женскую религию Матери, и сплошь и рядом в одной и той же семье муж посещал священнодействия Митры, жена - службу Великой Матери.
Признание Митры уготовило путь и сирийским солнечным божествам (Ваалам) - последним, получившим гражданство в Риме до принятия им христианства. Правда, безумная попытка Элагабала подчинить Рим и империю своему эмесскому Ваалу, которого он перевел в столицу мира во всей неопрятной чистоте его сирийской обрядности, вызвала взрыв негодования, который стоил ему жизни; осмотрительнее действовал собиратель империи Аврелиан. Он тоже перевел в Рим Ваала, а именно пальмирского, но дал его культу приемлемые для Рима формы. Так как новый бог был Солнцем, то его главным праздником был день зимнего солнцеворота, 25 декабря (Natalis Solis Invicti); в качестве такового он стал естественным продолжением старых Сатурналий и был приобщен к их веселой обрядности.
Все названные божества в одном пункте сходились и в нем же резко отличались от греко-римских: те, подобно республиканским магистратам, имели свои определенные, так сказать, ведомства, - эти, подобно императору, были всеобъемлющи- В Исиде сливались и Гера, и Афродита, и Деметра, и прочие с Великой Матерью включительно; это была просто богиня, к которой одинаково обращались люди всех возрастов и всех профессий. Это повело в III веке к так называемому синкретизму, то есть к смешению божественных естеств; в конце концов на поверхности религиозного мышления остались только два общих божества, те, которые в теологии Юлиана Отступ ни ка занимают первое место, - бог-Солнце я богиня-Земля. А так как первый был совокупностью небесных сил, то можно сказать, что в эпоху синкретизма античная религия вернулись к своему изначальному дуализму. И все же это было не то же: элемент природы еще чувствовался, но был оттеснен на задний план этическим и эсхатологическим элементами.
Вместе с религиозностью развивалось и крепло суеверие, и притом не в одних только народных массах. Исида привела с собой множество магических практик, в которых ее родной народ был всегда очень силен; от иудеев эпохи прозелитизма античное человечество унаследовало их разветвленную ангелологию и демонологию с Велиаром (сатаной) во главе, из которой со временем развилась могучая в Средние века каббалистика (с «печатью Соломона»); сюда же была примешана и греческая демонология, и некромантия, и астрология. Получилось нечто щемящее и внушительное, обнимающее все народное сознание от философских верхов до простонародных талисманов и амулетов, Исида как «Дева Мира» (Коге Kosmu), управляющая демонами в подлунном пространстве, получившая от первого надлунного планетного духа Гермеса (Меркурия) за свою любовь в дар магию или химию, которой она учит посвященных... Страшно становилось в этом кругу, и все же это было еще сравнительно невинное начало: из этой отравленной чаши человечество пило в течение всего Средневековья, пока лучи Возрождения не рассеяли этого кошмара.
При Константине Великом положение язычников нельзя было считать угнетенным. Христианская религия была только терпима, рядом с ней языческая пользовалась всеми своими правами: жреческие коллегии продолжали существовать, и при основании нового Рима, Константинополя, был соблюден весь языческий ритуал, принятый при основании городов. Гонения на язычников начались лишь при сыне Константина, Констанции (337-361), но и они (вопреки существовавшему раньше мнению) имели только спорадический характер и не касались главных органов языческого культа. С именем Юлиана Отступника (361-363) связано представление о последней реакции Я., которому сильный умом, но слишком полагавшийся на свои силы император хотел доставить решительный перевес над христианством; под язычеством Юлиан разумел совокупность языческих культов, нашедших себе приют в Риме (безотносительно к их национальному, греческому или восточному происхождению), одухотворенную неоплатонической философией. Кратковременность его царствования не позволила ему создать что-либо долговечное. Открытое им гонение на христиан было прекращено его преемником Иовианом (363-364), а при преемниках последнего на Западе, Валентиниане I (364-375) и Грациане (367-383), Я. был нанесен первый серьезный удар в городе Риме: из здания сената был удален алтарь Победы. Акты поэтому делу нам сохранены: это - доклады Симмаха императору в пользу оставления алтаря и св. Амвросия Медиоланского - в пользу его удаления. Вообще в эту эпоху начинается новый и последний расцвет языческой литературы, как римской, так и греческой; ее корифеями были из римлян - названный только что Симмах (речи и письма), Аммиан Марцеллин (история), Макробий (эрудиция и интерпретация), Авсоний (стихотворения смешанного характера), Рутилий Наматиан (дидактический эпос) и Клавдиан (героический и панегирический эпос), из греков - особенно ритор Ливаний, затем философы Фемистий, Порфирий и др., поэты Нонн, Мусей и др.; к тому же времени относится и последний расцвет орфической литературы. Характером этой языческой литературы была трогательная любовь к древнеримским (и греческим) традициям и осторожное молчание по отношению к христианству. Вообще сам город Рим носил еще в значительной степени языческий характер; из главных городов Востока преимущественно христианским был Константинополь, затем Антиохия (особенно после удара, нанесенного там язычеству Иовианом, разрушившим антиохийскую библиотеку). В Александрии язычество, сосредоточившееся в храме Сераписа с его библиотекой, успешно выдерживало напор христианства; в Афинах, с их славной высшей школой, оно едва было поколеблено. Главным средством для борьбы с христианством была теперь школа, как риторическая, так и философская; к ней даже христианские писатели относились с уважением. Оставляя в стороне дело с алтарем Победы, можно сказать, что правительство Валентиниана I (равно как и его брата Валента на Востоке) держалось по отношению к язычникам в пределах религиозной терпимости, установленных Константином Великим. Резкая перемена началась при преемнике Валента, Феодосии Великом (378-395). Феодосий уже с 382 г. стал выказывать свое нерасположение к язычникам: префект преторианцев Кинегий получил от него приказание всюду запрещать языческий культ, преимущественно жертвоприношения; в 391 г. приказано было закрыть храмы во всей империи. Приказ этот имел последствием разрушение многих святилищ и произведений античного искусства; тогда именно был разрушен храм Аполлона в Дельфах и навсегда замолк голос его вещательницы. Едва ли не более еще важным было разрушение храма Сераписа в Александрии, с его богатой, вековой библиотекой. Эти меры касались только Востока; в Риме Я. продолжало существовать по - прежнему. Жреческие коллегии, хотя и лишенные своих прежних доходов, пополнялись охотниками из родов римской аристократии, а при императоре Евгении (392-394), который был расположен к язычникам, их культ на короткое время даже поднял голову. Но после победы Феодосия над Евгением и для Запада настали те же времена, как и для Востока. При Феодосии или при его сыне Гонории (395-423) жречества понтификов, весталок и проч. прекратили свое существование; тогда же (в 400 г.) Стилихоном были сожжены Сивиллины книги, которые в продолжение с лишком 9 веков были книгой судеб римского государства. Это было равносильно уничтожению Я. в городе Риме и в городах Запада вообще; отныне оно держалось только в деревнях (чем многие и объясняют латино-романское слово pagani, pay e ns, от pagus - «деревня»). На Востоке сила Я. не была еще сломлена в Александрии; новым ему ударом было растерзание нитрийскими монахами, по наущению епископа Кирилла, «мученицы язычества», прекрасной и мудрой Ипатии в 415 г. Но и после этого оно не исчезло, и только вторжение ислама положило конец заодно и ему, и христианству. После преследований Феодосия центром язычества в Римской империи стали Афины; здесь в продолжение с лишком столетия языческая философия продолжала читаться с кафедр. Положил этому предел лишь император Юстиниан, в 529 г. закрывший афинскую высшую школу. Последние философы-язычники (Симпликий и др.) переселились из Римской империи в соседнее царство персов, к Хосрою, и перенесли туда греческую философию, носителями которой они были, подготовляя этим позднейший расцвет арабо-персидского просвещения. По замечательному совпадению к тому же 529 г. относится уничтожение последнего языческого культа на Западе, о котором мы слышим: культа Аполлона на Кассинской горе, св. Бенедиктом, основавшим там свой знаменитый монастырь. Этот год может, таким образом, считаться предельным в истории падения Я.
1. Белла Р. Социология религии //Американская социология. Перспективы, проблемы, методы. М., 1972. С. 265 - 281.
2. Вебер М. Протестантская этика и «дух капитализма «//Избр. произв. М., 1990.
3. Вебер М. Социология религии (типы религиозных сообществ) //Работы М. Вебера по социологии религии и идеологии. М., ИНИОН РАН, 1985.
4. Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий. Введение //Работы М. Вебера по социологии религии и идеологии. М., ИНИОН РАН, 1985. С.40-75.
5. Малиновский Б. Магия, наука и религия //Магический кристалл. М., 1982.