Первые коллекции шитья и тканей и их поновление в XIX - начале XX века
Практически все исторические и художественные ткани из коллекций московских музеев имеют следы починок, свидетельствующие о стремлении их владельцев сохранить шитые и тканые предметы от разрушения. До XVIII в. основной причиной поновлений являлась большая материальная ценность привозных западноевропейских и восточных тканей. Камка, объярь, тафта, бархат, парча и изделия из них упоминались в описях царских, боярских и монастырских имуществ, вносились в «рядные» грамоты, «непременно включались в состав посольских даров», раздавались «всякого чину» людям в жалованье, посылались в качестве «поминок» крымским ханам, дарились иностранным послам. В наставлениях «Домостроя» доброй жене давались советы, как хранить одежду и утварь, а при крое новых предметов рекомендовалось беречь обрезки, которые можно употребить при починке ветхого платья «или к новому прибавити». Одежды из драгоценных шелковых тканей перешивались, перекраивались, а их уцелевшие фрагменты использовались на различные нужды, поэтому одежд допетровского времени сохранилось чрезвычайно мало. Например, к 1807 г. в Оружейной палате «между множеством всякого рода старинных царских одежд остались невредимыми» только два становых кафтана, в них венчались на царство в 1547 г. Иоанн Васильевич и в 1613 г. Михаил Федорович. Являясь реликвиями, кафтаны представляли большую историческую ценность и, вероятно, хранились особенно тщательно. Прочие царские одежды постепенно «переходили из высшего наряда в низшие», шли на изготовление новых предметов царской казны или жертвовались в церковь.
Помимо царских одежд в кремлевской сокровищнице находились древние знамена, хоругви, покрывала на царские гробницы, а также «шелковые товары», из которых «устрояли высочайшим особам потребные украшения и платья».
В начале XVIII в. Мастерская и Оружейная палаты, утратив свою производственную функцию, начинают трансформироваться в музей. Новый статус кремлевского древлехранилища был обозначен в декабре 1709 г., когда Петр I передал в Палату знамена и другие трофеи, захваченные под Полтавой. Не обладая высокой материальной ценностью и не являясь реликвиями, как отечественные стяги и хоругви, они представляли собой свидетельства побед русского оружия.
Закрепление музейного статуса за Палатой произошло в 1718 г., когда Петр распорядился изготовить новые дубовые шкафы, в которые «царские венцы и платье и все вещи явственно за стеклы» поместить, при этом попортившиеся одежды «починить вновь». Это первое документальное упоминание о починочных работах не с утилитарной целью. Исполненное к 1722 г. распоряжение позволило сделать доступными для обозрения некоторые древности Кремля. В 1724 г. при коронации Екатерины I Мастерская палата была включена в число помещений, где могла находиться публика, имевшая возможность обозревать в застекленных шкафах драгоценные царские одежды старинного русского покроя. От коронования Екатерины I - церемонии, «установившей основы последующих коронований», сохранилось платье императрицы, «с той поры и все коронационные костюмы державных повелителей России и их супруг сохраняются в Палате».
После смерти Петра I в Петербурге формируется первое мемориальное собрание из трехсот предметов принадлежавшей ему одежды («скромного повседневного платья» и парадных костюмов), некоторые из них в 1930-е гг. были переданы в московские музеи.
Петровские преобразования положили начало этнографическим и археологическим коллекциям. С указа «О покупке в Сибири куриозных вещей» начался их планомерный сбор. Из научных экспедиций, целью которых было освоение и изучение новых российских территорий, в музейные собрания поступали бытовые и культовые вещи народов, населяющих Российскую империю. В 1720 г. для изучения Сибири был отправлен доктор Д.Г. Мессершмидт, который параллельно с ботаническими коллекциями собирает археологические материалы, предметы культа, одежду и утварь сибирских народов. В середине XVIII в. академик П.С. Паллас описывает способы изготовления и правила ношения одежд и головных уборов чувашей, мордвы, черкесов, калмыков, киргизов, остяков, самоедов и других народов России. В 1815-1818 гг. на средства графа Н.П. Румянцева была организована экспедиция на бриге «Рюрик». В результате трехлетнего кругосветного плавания был собран богатый этнографический материал: домашняя утварь, одежда, оружие эскимосов, чукчей, народов Океании. Коллекции вошли в собрание Румянцевского музея, переведенного в 1861 г. в Москву. Этнографические коллекции музея были значительно увеличены благодаря деятельности В.А. Дашкова. Движимый желанием сохранить «источники», из которых можно будет «почерпнуть начала нашей истории» и понять патриархальные обычаи, он занимался сбором материалов в Олонецкой губернии, привозя из поездок по уездам образцы орудий труда, домашней утвари и крестьянской одежды. В 1865 г. В.А. Дашков обратился к Комитету по подготовке Всероссийской Этнографической выставки с предложением передать ее экспонаты в музей. Около трехсот манекенов в национальных костюмах пополнили музейное собрание.
Как замечает Ю.Г. Бобров, интерес к «другой» культуре способствовал зарождению идеи реставрации, цель которой была не в том, «чтобы приспособить произведение к своим вкусам и новым функциям», а в том, чтобы сохранить предмет таким, каков он есть.
Помимо этнографических экспонатов, в собрание Румянцевского музея входили археологические памятники, например, материалы раскопок В.В. Радлова. Перечень предметов, обнаруженных его экспедицией в 1865 г. в Алтайских горах около деревни Катонды, включал одежду начала нашей эры; она достаточно хорошо сохранилась во льду, но, к сожалению, после того, как лед растаял, находки приняли бесформенный, неэкспозиционный вид. Несмотря на это, материалы экспедиции долгие годы бережно хранились в собрании Румянцевского музея, а в 1921 г. были переданы в Исторический музей.
С петровских времен начинают собираться художественные произведения. На протяжении всего XVIII столетия дворянским сословием России и богатым купечеством осваивается мировая культура. Опираясь на новые эстетические приоритеты, развивается частное коллекционирование. Наряду с печатными книгами, рукописями, картинами, скульптурой, естественнонаучными коллекциями в состав формирующихся собраний входят художественные ткани, которые играют значительную роль в оформлении дворцовых интерьеров. Члены императорской семьи и царские вельможи заказывают и приобретают фламандские и французские настенные ковры. Для удовлетворения возникших потребностей в 1716 г. в Петербурге основывается шпалерная мануфактура, в изделиях которой отражаются новые жанры русского искусства: парадный портрет, баталия, пейзаж, натюрморт. Помимо настенных ковров, мануфактура выпускала ткани для каминных экранов, обивки мебели. Стены дворцовых залов затягивались шелковыми тканями, соответствующими архитектурным деталям в отделке интерьера и назначению помещений. Например, парадные спальни декорировались штофом, атласом, гродетуром. Из таких тканей делались надкроватные балдахины, завесы на окна и двери, а мебель для сиденья обивалась тканью, из которой создавался весь текстильный декор. Художественные ткани, украшавшие дворцы и усадьбы, являлись своеобразными коллекциями декоративно-прикладного искусства.
Оформление домов мелкопоместных дворян было значительно проще, но и в нем обнаруживались эстетические запросы Нового времени с яркой тенденцией обмирщения искусства и быта. В XVIII-XIX столетиях в убранстве парадных комнат используются шитые шелком и бисером картины с жанровыми сценками, пейзажами, натюрмортами и такие же ширмы и каминные экраны.
Богатейшими хранилищами произведений древнерусского искусства были церкви и монастыри, в ризницах которых находились используемые при богослужении шитые и тканые предметы. В течение столетий «на вечную память себе» и «украшение церквей» великие князья, цари и бояре жертвовали в храмы пелены, воздухи, индитии, убрусы, подвесные пелены, шитые иконы, церковные облачения, зачастую сплошь покрытые лицевым и орнаментальным шитьем. Из-за высокой цены шелковых тканей и нитей, пряденого золота и серебра искусство шитья было «привилегией богатых слоев общества». В мастерских-«светлицах», существовавших почти в каждом княжеском и боярском доме, в женских монастырях, в богатых домах служилых и торговых людей создавались произведения, настолько великолепные по тонкости исполнения, что, как писал
В.Т. Георгиевский, было трудно поверить, что «это была вышивная работа».
Состояние находившихся в ризницах предметов периодически проверялось, для поддержания «благолепия» храмов проводилось поновление ветхой завари. До XVIII в., пока иконописцы-знаменщики и вышивальщицы из поколения в поколение передавали технические и художественные приемы древнего искусства, поновления, как правило, «не привносили в памятник композиционных и цветовых несоответствий», «переделки выполнялись тактично», сохраняя «высокое художественное мастерство» и стилевое единство шитых произведений.
С XVII в. в русской культуре начинают наблюдаться новые тенденции, выражающиеся в заимствовании западных образцов, и хотя Алексей Михайлович издает именной указ о запрете на «иноземские извычаи», новые эстетические приоритеты проникают в церковное искусство. Лицевое шитье постепенно начинает вытесняться растительными узорами. Появляются отдельные иконы и целые иконостасы, выполненные в тафтяной технике: лики и руки святых пишутся маслом, а одежда и фоны выполняются из тканей в технике клеевой аппликации на деревянной основе. Иногда при поновлениях лицевое шитье покрывается масляной живописью, как на плащанице Александра Невского. По определению Д.С. Лихачева, XVII в. «был мостом между древним и новым периодами русского искусства», и «лицевое шитье не перешло этот мост».
В XVIII в. постепенно уменьшается количество шитой церковной утвари, которой в новых барочных иконостасах не было места. После указа Петра I о запрете украшать иконы «привесами» сократилось употребление жемчужных рясн, стали исчезать алтарные завесы, пострадали шитые уборы икон - подвесные пелены и убрусы, с которых снимались жемчуг и драгоценные камни.
Общее «обмирщение» культуры и утрата традиций повлияли на качество выполняемых поновлений. Починки начинают искажать древнее шитье, диссонируют с его общим художественным стилем, первоначальным колоритом, цветовой символикой. Довольно часто при перекладке на новые фоны шитых изображений материал выбирается случайно. Например, на Загряжском воздухе (ГИМ) XV в. первоначальный малиновый фон был заменен в петровское время на оливковую камку, при поновлении плащаницы Старицких 1561 г. из Троице- Сергиевой Лавры, «мало считаясь с целесообразностью сочетаний нового фона» и шитых древних изображений, использовали имевшийся в распоряжении ярко зеленый атлас. Иногда небрежные поновления нарушали иконографию памятника. Так, на дьяконском стихаре из Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле «позднейшие поправки исказили совершенно Преображение Господне, вышитое на передней стороне оплечья; исправления эти так грубо неумелы, что один из апостолов пришит над головой Спасителя, а второй перевернут совершенно вверх ногами».
В монастырских мастерских была распространена практика снятия с ветхих предметов драгоценных украшений. Например, в ризнице Благовещенского собора Московского Кремля было снято жемчугу «с обветшалых риз, стихарей и прочих утварей 9 фунт., 21 золоти.» В Троице-Сергиевой Лавре «на развалинах» древних памятников возникла фелонь (№ 1307): в 1767 г. по распоряжению Екатерины II для ее создания драгоценные камни и жемчуг были сняты с двух покровов вклада Ивана Грозного, четырех пелен вклада Бориса Годунова, покрова, вложенного Ксенией Годуновой, и других предметов ризницы.
В XVIII в. древние шитые шелком произведения «украшаются» бусинами, стеклами, металлической битью, блестками, золотыми и серебряными шнурами. Кроме частичного искажения первоначального вида памятников, некоторые из них перекраивались и использовались при оформлении новых предметов церковного обихода. Иногда несколько произведений объединялись в одно. Так, при «построении» двусторонней хоругви (Кирилло-Белозерский монастырь) к шитью XIX в. были добавлены фрагменты шитья пелены «Спас Великий Архиерей» 1565 г. (мастерская Евфросинии Старицкой) и пелены «Явление Богоматери Кириллу Белозерскому» (вероятно, Вознесенский монастырь Московского Кремля, 1620-1635 гг.).
В некоторых монастырских описях XIX в. есть примечания и о том, что «за ветхостью» некоторые предметы уничтожены.
Помимо драгоценных произведений литургического шитья в ризницах хранились особо чтимые предметы - православные реликвии, о которых заботились настолько тщательно, что они в неизменном виде сохранялись веками. Среди них антиминсы и священные одежды. Например, в Троице-Сергиевой Лавре на протяжении столетий «самыми дорогими для монастыря» предметами являлись «выделяющиеся среди драгоценностей своею простотою» риза, епитрахиль, поручи преподобного Сергия и риза преподобного Никона. Особо чтились предметы, обретаемые при открытии мощей. В новгородском Софийском соборе хранились фелонь и шапочка, обнаруженные в 1458 г. при открытии мощей епископа Никиты (XII в.).
В обычае первых русских князей было помещать в церковь на память о себе собственные одежды. Кроме этого, в храмах находились государственные реликвии и отдельные предметы, принадлежавшие членам царской семьи. С 1612 г. в церкви села Перух хранилось знамя воеводы князя Д.М. Пожарского.
Таким образом, ризницы представляли собой «богатые художественно-археологические музеи». В конце XVIII в. отношение к ним как хранилищам достопамятностей проявилось в создании путеводителей с описаниями соборов, монастырей, приходских церквей и «достойных примечания» предметов, находящихся в них. Одним из первых был подготовлен к изданию путеводитель «Сокровище российских древностей», в который вошло описание хранившихся в ризницах Архангельского и Благовещенского соборов Московского Кремля литургических предметов. Несмотря на то, что в путеводителе полностью приводились надписи, шитые на покровах с царских гробниц, основное внимание обращалось составителем на драгоценные камни и жемчуг, украшавшие шитье: для каждой упомянутой вещи указывались их количество и цена.
В 1783 г. описание Московского Успенского собора публикует А. Левшин. В нем содержатся сведения о «драгоценных ризах», одеждах на престол, воздухах, плащаницах, пеленах, покровах на гробницы московских митрополитов, однако подробно описав предметы вкладов царствующей императрицы Екатерины II и указав использованные при их создании драгоценные камни и золотые украшения, автор приводит лишь краткие сведения о древних вещах ризницы, не давая исторической справки о их происхождении. Практически дословно повторяет описание литургических предметов Успенского собора Л.М. Максимович, дополняя свой путеводитель более подробными сведениями о предметах Синодальной ризницы - богатейшей коллекции церковного шитья. Описанные им саккосы датированы, имеют сведения о ткани, для некоторых указан повод вклада и приведена вкладная надпись, но описание самых древних предметов, в том числе саккоса митрополита Петра 1322 г., очень краткое.
Формированию нового отношения к старинным тканям и шитью как ценным историческим источникам способствовала деятельность научных обществ. В начале XIX в. А.Ф. Малиновский, член Общества истории и древностей российских при Московском университете, был привлечен к составлению исторического описания древностей, хранившихся в Московском Кремле. Цель описания состояла в том, чтобы «российские древности, пребывающие несколько веков в неизвестности, явить пред целым Светом». Указ Александра I «О правилах управления и сохранения в порядке и целости находящихся в Мастерской и Оружейной Палате древностей» предписывал после составления описи отделить предметы «недостойные составлять хранилище древностей, наипаче же ничтожные вещи по ветхости и тлению», и употребить их на хозяйственные нужды, а «вовсе негодное» продать «с публичного торгу».
Ветхих предметов в кремлевском собрании было много, так как «частые перемещения, которым подвергались царские сокровища в продолжение всего XVIII в., весьма неблагоприятно отзывались на их сохранности», однако на продажу накладывались ограничения: нельзя было продавать оружие, воинские уборы, «знаки шведские офицерские и тому подобное, которое хотя ветхо и по прежнему худому надзору приведено в дурное состояние, но составляет древние трофеи, заслуживающие их сбережения». Таким образом, в Кремлевском музее должны были храниться не только сокровища, но и ветхие вещи представляющие исторический интерес, хотя круг последних был достаточно ограничен.
Все предметы кремлевского собрания «были описаны большею частию под теми же означениями, под которыми они издревле состоят по преданиям, разным книгам и запискам Палатского архива», при этом о каждом предмете сообщались «некоторые знаменитые и малоизвестные происшествия» из отечественной истории. Труд А.Ф. Малиновского обсуждался в Палатском хранилище членами Общества истории и древностей российских, которые, «сличая самые вещи с описанием, доставляли уже некоторые пояснения». Несмотря на то, что многим экспонатам приписывалось легендарное происхождение и значительное внимание уделялось количеству драгоценных камней на одеждах, весу царских шапок, венцов, шитых золотом становых кафтанов, это была первая попытка описать исторические предметы с привлечением архивных документов и летописей. Описание А.Ф. Малиновского вводило в научный оборот среди других государственных регалий и реликвий памятники шитья и тканей. В 1808-1811 гг. полное описание Кремлевского музея было завершено В.Ю. Соймоновым, однако публикация описи не была осуществлена.
Во время войны 1812 г., несмотря на меры, предпринятые для спасения коллекций Палаты, они понесли утраты. Кремлевское собрание с описями Соймонова на подводах было отправлено в Коломну, а оттуда на барже - в Нижний Новгород. Отсутствие у служащих, сопровождавших экспонаты, полномочий на снятие печатей и вскрытие ящиков с предметами не давало возможности следить за их состоянием, предпринимать какие-либо действия по создание лучших условий для их сохранности. Когда по возвращении в Кремль ящики были вскрыты, оказалось, что памятники возвратились пострадавшими: потускнели парчовые материи, «старинное платье и уборы из материй, значившиеся в прежних описях XVIII века ветхими и весьма ветхими, истлели так, что «многих с описью сличить будет невозможно».
В 1826 г. П.П. Свиньиным составляется новый указатель главнейших достопамятностей Оружейной палаты, в котором уточняется атрибуция некоторых предметов. Отдельная глава посвящается архивным материалам, хранящимся в древнем музее. Среди них отмечается «Кроильная книга» со сведениями «о наряде царской фамилии в разных случаях».
Одной из причин пробуждения «интереса к остаткам нашей старины» стала государственная политика Николая I, составным элементом которой являлась «теория «официальной народности», вдохновлявшаяся «триединой формулой» - «православие, самодержавие и народность», - провозглашенной в 1833 г. министром просвещения С.С. Уваровым». Внешним проявлением этой политики обращения к национальным традициям стало «введение парадных нарядов единого фасона для дам, имевших придворное звание». С 1834 г. статс-дамы и фрейлины носили при дворе платья русского кроя с золотым шитьем, кокошником и длинной фатой из прозрачной ткани, которые, являясь знамением времени, вызывали живой интерес к отечественной истории.
Большое значение для формирования взгляда на древнее шитье и старинные ткани как вещественные источники исторической науки имела публикация членом Археографической комиссии П. Строевым книг, описывающих платье, «какое государи надевали при выходах торжественных и обыкновенных». Книги содержали ценные сведения об укладе жизни Московского двора в правление первых Романовых и позволяли установить для предметов кремлевского собрания их назначение при совершении церковных обрядов, приеме иностранных гостей, торжественных церемониях. Издание снабжено «Указателем историческим, топографическим, реальным и филологическим, с объяснениями», в котором находятся ценные сведения о древних тканях, упоминаемых в царских, боярских и монастырских описях.
В 1830-е гг. по распоряжению Николая I «была начата работа по воспроизведению сокровищ Оружейной палаты» и древностей, которые «были рассеяны по всей России». Академик живописи Ф.Г. Солнцев «срисовал значительное количество русских древностей - храмовых, великокняжеских и царских, ратных и вообще напоминающих старину быта русского и древнего русского искусства». Подготовкой текста к рисункам занимался Президент Академии художеств А.Н. Оленин. Для завершения работы необходимо было уточнить атрибуцию памятников Палаты, так как описание А.Ф. Малиновского уже не удовлетворяло состоянию исторической науки, которая стала критически относиться к легендарным сведениям о предметах старины. В 1835 г. был создан Комитет, который должен был проверить достоверность исторических сведений описания. В состав Комитета вошли профессора Московского университета М.Т. Каченовский и М.П. Погодин. Председателем был назначен граф С.Г. Строганов. Над описью трудились приглашенные директором Палаты Ф.А. Ушаковым опытные московские купцы, хорошо разбиравшиеся в ювелирном деле, древних тканях и оружии. Данные описи 1835-1839 гг. были использованы при составлении текстов к изданию «Древностей Российского государства». Среди опубликованных в нем памятников было немало предметов шитья и тканей: древнее знамя с изображением Великого князя Владимира Киевского, знамя князя Д.М. Пожарского 1612 г., фелони, митры, клобуки, омофоры, епитрахили, поручи, домашнее платье патриархов, царская и боярская одежда, одежда женщин Торжка, Твери, Рязани. В предисловии говорилось, что «в ризницах храмов и монастырей, в развалинах, в забвении, под спудом новой жизни, истребляясь, истлевая и постепенно теряя свое значение» находятся древние сокровища, и настало время «свято хранить памятники и остатки древностей русских», «все, что заслуживает внимания и составляет материал истории или предмет археологической любознательности».
Таким образом, с петровских времен начинают создаваться музейные собрания, в которые входят коллекции шитья и тканей: царские одежды, коронационные костюмы, отечественные и трофейные знамена, шпалеры, а также шитые археологические и этнографические материалы. В то же время вследствие обмирщения культуры и заимствования западных образцов прерываются традиции церковного искусства. Утрата приемов и навыков древнерусского лицевого шитья сказывается на качестве починочных работ. Главной целью монастырских поновлений остается придание «благолепия» обветшавшим облачениям и предметам обихода, но, отражая вкусы нового времени, восполнения и доделки искажают древние произведения. Тем не менее несмотря на множество отрицательных последствий, поновления способствовали сохранению отдельных фрагментов древнего шитья и даже памятников в целом, тогда как потерявшие свое утилитарное значение ризничные предметы изымались из употребления и «отправлялись на чердак», а некоторые поступали для выжиги скупщикам офеням.
В первой половине XIX в. благодаря деятельности научных обществ по описанию отечественных достопамятностей стал формироваться новый взгляд на памятники шитья и тканей как ценные вещественные источники развивавшейся археологической науки. Издание «Древностей Российского государства» повысило интерес к сохранившимся старинным царским и боярским одеждам, предметам народного костюма и обихода, произведениям древнерусского литургического шитья, которые становятся объектами изучения и коллекционирования как предметы, обладающие художественными достоинствами и научной ценностью.
Автор: Ермакова Н.В.